— Оставь ее прямо здесь.
— Нет, здесь нельзя.
— Почему нельзя? Это ведь мой участок.
— Потому и нельзя, что твой. Я теперь начальник полиции, — пояснил он, и Эди не могла не услышать в его голосе вульгарного самодовольства.
— Где-то здесь рыщет Ред Лейфсон… иди в дом.
Эди повиновалась. Как только она закрыла за собой парадную дверь, сразу подумала, что делает большую глупость, приглашая к себе в дом известнейшего в городе бабника. Но подумала скорее для очистки совести. Поставив пластинку с музыкой под настроение, притушила свет и зажгла палочку благовоний. Потом закрыла парадное на засов и пошла в свою комнату.
От неожиданного рева телевизора, заглушившего поставленную ею пластинку, она вздрогнула.
— Налей себе выпить, — крикнула она.
Не отвечая, Ал последовал ее совету и развалился в кресле Крамнэгела, вперившись в телевизор. Шел старый фильм о похождениях Чарли Чана на Гавайях. Но как только Ал начал понимать суть интриги, вошла Эди, облаченная в свое прозрачное одеяние, с мундштучком а-ля Мата Хари в руке.
Ал залился хохотом.
— Над чем ты смеешься? — возмутилась она.
— В жизни не видел такого! Ух ты! — И он испустил боевой клич ковбоя на родео.
По привычке Ал проснулся в половине седьмого утра. Эди, к удивлению, уже не спала и смотрела на него серыми, печальными, прячущими тревогу глазами.
— Привет, — сказал он. — Как я сюда попал?
— Ох, Ал, — пробормотала она разбитым голосом, — я думала о Барте.
— Барт, конечно, отстрелялся, — ответил Ал, стараясь выразиться помягче.
— Это зло.
— Что зло?
— Зло сейчас говорить о Барте «отстрелялся»…
— А и черт с ним, — прорычал Ал. — Ну ладно, тогда я скажу «обделался», как и хотел сказать с самого начала.
— В его случае даже это слово лучше, чем «отстрелялся». Бедный Барт. В тюрьме, на чужбине, за тысячи миль от нас…
— Это намного уменьшает возможность его возвращения домой прямо сейчас…
— Я никогда не жила по-настоящему, пока не встретила тебя…
— Держу пари, ты всем так говоришь.
— Я говорю совершенно искренне, Ал. О боже, какой ужас!
— Ужас?
— Я чувствую, что влюбляюсь в тебя, Ал.
— Постой, постой, — Ал даже сел. — Мы же с тобой едва знакомы.
— Я знала тебя много лет… Не зная тебя настоящего… — продекламировала она нараспев.
— Это еще что значит, черт побери? Послушай, Эди, не надо строить иллюзий. Я этого не стою. Я превращу твою жизнь в сплошную муку.
— Может, мука с тобой лучше, чем счастье с другим?
— Что-что?
— Барт, — сказала она печально. — Жлоб несчастный.
— Вот это и есть демократия, — объявил Ал. — Ты пришла наконец к точке зрения большинства.
— Ты всегда так считал?
— Всегда.
— С самого начала?
— С самого начала.
Наступило молчание.
— Я приготовлю тебе завтрак.
— Не беспокойся, — ответил Ал.
— Перехвачу что-нибудь по дороге.
— Но мне хочется приготовить тебе завтрак, — настаивала она.
— Я не могу столько ждать, — сказал он, надевая часы.
— Да что с тобой. Ал? — воскликнула она. — Всего ведь половина седьмого.
— Сначала я должен заехать домой, — терпеливо пояснил он, — и лечь в постель, чтобы миссис Макалистер подумала, что я там спал. Потом мне нужно принять душ, чтобы пол был мокрый. Короче говоря, надо создать впечатление, что я ночевал дома.
— О боже, и так приходится маскироваться полицейскому при каждом прелюбодеянии?
— Не смей произносить это слово! — скомандовал Ал, поспешно крестясь, и крадучись подошел к окну.
Когда он посмотрел через щель жалюзи на улицу, Эди включила свет.
— Выключи немедленно! — завопил он, кулем рухнув на пол.
Эди расхохоталась. Было что-то неотразимо забавное в том, как одетый в одни лишь наручные часы начальник полиции лежал под подоконником и выкрикивал приказания.
— Почему? — спросила она.
— Выключи, черт бы тебя побрал! — прошептал он угрожающе.
Напевая «Сумерки в Турции», Эди начала изображать танец живота, постепенно приближаясь к окну и к своему скрючившемуся на полу владыке.
— Да выключи же ты его, ради бога! — взмолился он.
— На улице стоит красный автомобиль, которого там с ночи не было, а в нем кто-то сидит.
Эди нагнулась, посмотрела через щель. Человек, о котором говорил Ал, стоял у машины и смотрел прямо на нее; Эди медленно отошла к тумбочке близ кровати и выключила стоявшую там лампу.
— Вряд ли кто-нибудь сумеет с улицы рассмотреть, что происходит в комнате.
— Знаешь что, — ответил Ал, подползая к ней по-пластунски, как атакующий пехотинец времен первой мировой войны, — если человек захочет рассмотреть, то рассмотрит все, как надо, это я тебе говорю. Все зависит от того, сколько за это платят.
— А, все равно, это совсем не тот, о ком ты подумал. Он же стоит у машины. А теперь зашагал взад-вперед.
Ал уже был сыт по горло ее глупостями.
— Черт возьми, Эди, если я захочу взять под наблюдение какой-нибудь бордель, я же не буду сам торчать да тротуаре, верно? Нет, я поставлю полицейского. И все другие боссы тоже так делают. Ред ведь не станет сидеть всю ночь у тебя под дверью в своей инвалидной коляске, а? Зачем ему это нужно, когда он может послать на задание начинающего репортера?
Зазвенел дверной звонок. Оба замерли.
— Не открывай, — прошипел Ал.
— А если это телеграмма от мамочки? — прошептала Эди.
— Ага… телеграмма… или Барт вернулся… А может, президент Соединенных Штатов к тебе с визитом, — также шепотом ответил Ал.